Автор: tamerlasha

Фэндом: Katekyo Hitman Reborn
Персонажи: Кея, Хаято, Бьянки. Намек на 1859 (или наоборот)
Рейтинг: PG-13
Жанры: Hurt/comfort, POV, Романтика, Слэш (яой)
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 3 страницы
Описание:
Пять утра. Темный пустой коридор. Ненавижу больницы...
Публикация на других ресурсах:
Где угодно, но пришлите, пожалуйста, ссылку.
Примечания автора:
Писалось с температурой, поэтому еще больший бред, чем обычно.
И да, глаза Хаято - это уже фетиш:) 

Пять утра. Темный пустой коридор. Ненавижу больницы. Что я, вообще, здесь делаю? Не знаю…
Ладно, сколько можно пялиться на эту чертову дверь. Войти и все. Главное, чтобы не скрипнула.
Хм, темно. Тихо. Было бы, если бы не этот раздражающий звук работающих приборов. Может, сломать их к чертовой бабушке одним легким движением тонфа? Заманчиво… Но слишком шумно. Сбежится куча врачей и медсестер, опять же, этот недотрупик проснется. А ему отдыхать надо.
О! Я погляжу, тут целых два тела на одну кровать… И кто такой умный?.. А, эта та женщина, что вечно за малышом бегает… Бьянки, кажется. А здесь она как… а, вроде, она сестрица этого недоразумения. Тогда ясно.
Эта женщина раздражает. Нечего ей здесь спать. Так не дежурят. Пусть домой идет. Проспится, тогда приходит.
— Бьянки-сан, идите домой, поспите, — трясу ее за плечо. Надеюсь, она не станет спорить. Уговаривать ее нет никакого желания.
— А… Хибари-сан? – ну да, я. Нечего так удивляться, я и сам несколько удивлен своим нахождением здесь, но ей этого знать не обязательно. Ее сонный и растерянный вид жутко раздражает. Чем она ему сможет помочь, если даже не понимает смысл моих слов?!
— Вам нужно отдохнуть. Идите домой, — приходится говорить тихо, чтобы ее травоядный братец не проснулся. Но твердо. А то не уйдет. О Ками-сама, что это еще взгляд такой?.. Только бы плакать не начала, иначе мне придется поступиться некоторыми своими принципами…
— Я посижу с ним… — черт, что с голосом?
О, так она этого ждала?! Чтобы с ним кто-нибудь посидел? Хм, а где ж его любимый Десятый? Чего это он у постели Правой руки не дежурит? Хотя, ладно, не важно. Главное, что она ушла.
Мда… Выглядит паршиво. Сейчас, в темноте, почему-то напоминает личинку майского жука. Смотреть на это подобие тела весьма неприятно. А больше, собственно, некуда. Лучше в окно посмотрю, все равно спит пока.
Смотрю на пустую улицу, на ночь за окном, на разбитый фонарь в конце улицы и задаюсь одним интересным вопросом. Какого черта я здесь делаю?? Этот вопрос будто блокирует все другие мысли в голове, не позволяя найти ответ или хотя бы переключиться на что-то более конструктивное. Хочется уйти. Но теперь уже нельзя. Сам Бьянки выгнал, теперь придется сидеть. Черт!
— А… Бьянки? – его хриплый со сна, но в то же время немного робкий голос разбивает тишину палаты словно зеркало. Вздрагиваю.
— Я отправил ее домой, спать. Обещала прийти днем, — не знаю, что еще сказать.
— Хи… Хибари? – хм, а он, похоже, не очень удивлен. Скорее радуется, что смог узнать кого-то из «своих» по голосу. Чуть киваю ему в ответ, и только спустя минуту понимаю, что моего кивка он не увидит. Громко фыркаю. Так сойдет?
Опять замолкает. Надолго. А я отворачиваюсь от последствий его преданности и дурости. Вот какого черта полез? Куда? Джудайме своего защищать?? Ну что ж, молодец, защитил. Выполнил долг перед отечеством. Мафия тебя не забудет. Но и не вспомнит.
Как-то горько усмехаюсь. Я же здесь тоже в частном порядке. Как-то не спалось…
Что за бред я несу?
— Хибари? – опять вздрагиваю. Ну, и чего он хочет? А… наверно, пытается определить мое местоположение. Не думаю, что получится. Губы кривятся в какой-то странной ухмылке. С ним весело было бы играть, не будь он в таком состоянии. Я заведомо выиграл. Придется как-то проявить себя. На слух он не определит, значит только тактильно.
Возвращаюсь к кровати и рассматриваю эту кучу бинтов в надежде найти хоть одно живое место. Лицо. Точнее, нижняя его часть. Протягиваю руку и аккуратно касаюсь его щеки. Теплая. Становится как-то неловко. Это вынужденное прикосновение в предрассветной тишине палаты получается каким-то неуловимо интимным. Это смущает. Но руку убирать совсем не хочется. У него нежная, по-детски мягкая кожа, неестественно бледная. Но все же теплая. Касаться ее приятно. И я даже на мгновение забываю, что она принадлежит травоядному. Нет, не просто травоядному, а до зубного скрежета раздражающему меня слишком шумному и недисциплинированному Травоядному.
Сейчас он такой тихий, спокойный, что это кажется неправильным. Раздражает. Забил бы до смерти. Но ему, кажется, и без меня сильно досталось. Вначале от тех гопников, что решили наехать на ничтожество №1, а затем и от джипа, под который они его толкнули. Найти бы их…
— Хибари, я есть хочу, — в этом прокуренном, хриплом от долгого молчания голосе таким странным образом сплетаются раздражение, смущение и просьба, что я ухмыляюсь, только сейчас замечая, что так и не убрал руку от его щеки.
Смысл слов доходит не сразу. Черт. И где я ему, спрашивается, в 6-ом часу утра корм найду?
— В тумбочке посмотри… — будто мысли читает. В тумбочке, говоришь?
Достаю коробочку с суши и протягиваю этой жертве вселенской глупости. Ноль реакции. С трудом приходит понимание того, что он ее просто не видит из-за повязки. Значит, есть сам он тоже не сможет. При мысли, что мне придется его кормить, задергался глаз. Ну и зачем я выгнал его сестру?
Раздражение от ситуации нарастает, а я понятия не имею, что делать. Хотя, как не знаю? Кормить. Как любое другое животное. Правда, сейчас он больше похож на древнеегипетский артефакт, а не на какого-нибудь представителя фауны, но это уже детали. Менее травоядным он от этого не сделался.
Нарочито шумно пододвигаю к кровати стул, чтобы полутрупик хоть как-то мог ориентироваться в пространстве. Помогаю ему сесть, приземляюсь сам и вытаскиваю палочки. Так, начинается самое сложное…
Хм, слава Ками, у экс-урагана хорошая реакция. Иначе я бы не выдержал и таки добил бы его, чуть приласкав тонфой напоследок. А так ничего, обошлись без потерь. Черт! Няньчуюсь с ним, как с маленьким.
Молчим. От этой давящей тишины хочется удавиться. И только этот мерзкий писк каких-то приборов вгрызается в мозг.
— Кея, не молчи, — и от этого голоса и собственного имени мурашки пробегают по телу, а он добавляет чуть слышно, одними губами, — страшно…
Вскидываю на него взгляд. Губы чуть дрожат, лоб под повязкой, закрывающей глаза, хмурится. Ему, действительно, страшно. В темноте и тишине. А еще он злится. На себя, на свою беспомощность. И на меня, что заставил его просить.
Тишина с каждой долей секунды становится все невыносимее, а я судорожно пытаюсь придумать, что сказать. В голове пустота, и язык не хочет слушаться. Вспоминаю, что наткнулся на какую-то книгу, когда искал в тумбочке суши. Достаю ее. Хм, Мисима…
— Я ее так и не дочитал… — удивленно выгибаю бровь. Он точно не видит? Наверно, я на радостях, прочитал фамилию вслух.
Говорить тяжело. Наверно, из-за его голоса. Никогда не слышал, чтобы он так тихо и так печально говорил. Внутри что-то неприятно сжимается.
Открываю книгу там, где лежит закладка. И чуть не роняю ее. Это фотография с какой-то вонгольской попойки. На ней мы. Видимо, случайно оба попали в кадр, но фото, надо сказать, неплохое. Я и не знал, что такое вообще существует.
Неожиданно для себя понимаю, что уже какое-то время читаю вслух. Но как-то на автомате, мысли заняты совершенно иным. Переворачивая страницы, бросаю короткий взгляд на это динамитно-табачное недоразумение, с удовольствием отмечая, что он расслабился и теперь просто спокойно слушает.
Черт, как же с ним все-таки тяжело. Я уже скучаю по нашим постоянным стычкам на почве несоблюдения правил. По его крикам, мату, сигаретам. Но больше всего по его глазам. Хочется еще хоть раз посмотреть в его поразительные зеленые глаза. Быстро смотрю на фото и продолжаю читать. Приятно. Отчего-то становится чертовски приятно. И я, кажется, начинаю понимать, зачем пришел сегодня сюда. И что буду приходить, по возможности, чаще.