Автор: Skata
"...don't waste this chance with your smile
10 seconds left on this dial"
Правду сказать, Гокудера всегда любил кошек. Чего только стоила одна их независимость. И гибкость. И живучесть. И стойкость.
Но в данный момент вспоминать об этом как-то не хотелось. В данный момент он ненавидел всех кошачьих на свете сразу. И одну конкретную, бело-рыжую, в особенности.
Хаято, вяло ругаясь, прислонился к стене. Он злился, в голове шумело от напряжения и усталости, система CAI никак не желала работать, а теперь ещё эта чёртова кошка, бывшая частью чёртовой системы, улизнула непонятно куда. Точнее, одно предположение у Гокудеры всё-таки было. Именно поэтому он и торчал сейчас здесь, перед закрытой дверью, отделяющей базу Вонголы… от территории Кёи Хибари.
Гокудера нахмурился.
Время близилось к одиннадцати, соваться к Хранителю Облака среди ночи очень уж не хотелось, и Хаято как раз прикидывал, стоит ли того несносное животное, когда стальная дверь с лёгким шелестом отъехала в сторону.
За дверью – сам Хибари, холодный и собранный, как всегда; остро смотрит на посмевшего посягнуть на границы. А на левой руке у него, уютно ткнувшись носом в сгиб локтя, дрыхнет Ури.
Наблюдая идиллическую картину, Гокудера только красочно выругался. Нет, спит она, мать её, поглядите-ка, ну. А я, как кретин, по всей базе бегаю. Вот же сволочь!..
И потянулся за кошкой…
Зря. От резкого голоса чертовка моментально проснулась.
Прыжок, мелькание лап и хвоста, придушенный вскрик – и ругательства Гокудеры теперь вовсю претендуют на художественную ценность.
Хаято с трудом отдирает от себя кошку, на вытянутой руке подымает в воздух. Чертыхается, чувствуя тёплую струйку, сбегающую к подбородку – напоследок зараза умудрилась заехать лапой ещё и по лицу. И только сейчас вспоминает, что в коридоре не один.
Кёя молча отбирает кошку у Хаято; оглядывает исцарапанные по локоть руки и красные полосы на щеке.
— Идём, — разворачивается и уходит обратно, в темноту лабиринта; эхом отражаются от стен чёткие шаги.
А Гокудера смотрит ему в спину и не может сдвинуться с места.
Почти потерявшись в темноте, Кёя останавливается:
— Боишься? — через плечо, голос мирный и ровный, даже усталый, но Гокудере всё равно чудится насмешка.
— Вот ещё, — недовольно фыркает подрывник, догоняя Хибари. Только этого ему не хватало…
Хранитель Облака приводит его в небольшую светлую комнатку, оборудованную под медкабинет. Указывает на белую кушетку, а сам, опустив кошку на пол, отыскивает в ящиках пластыри и склянку со спиртом. Садится на стул напротив и принимается методично обрабатывать порезы на руках Хаято, действуя в своей обыкновенной манере, неспешно, аккуратно и невозмутимо. И привычно молчит – даже когда Хаято тихо шипит сквозь зубы и дёргает рукой от касаний проспиртованной марли. Разве что дотрагивается чуть легче да осматривает чуть внимательней.
Может быть, чересчур внимательно.
Когда Хибари переходит к царапинам на щеке, непонятное ощущение только усиливается.
Под цепким взглядом Кёи Гокудера начинает нервничать. Он не выносит, когда на него смотрят вот так, как на ребёнка, свысока и с нескрываемым превосходством, с этим жалким сочувствием. С какой стати Хибари Кёя должен ему сочувствовать, Гокудера почему-то не задумывается. Но и сидеть смирно, когда тебя разглядывают пристально и оценивающе, подрывник не в состоянии.
Хибари в очередной раз проводит ему по щеке большим пальцем, распределяя какую-то мазь, и Гокудера не выдерживает. Нахмурившись, тихо цедит:
— В чём проблема? — Кёя на пару мгновений отрывается от царапин, скосив глаза на Хаято, и не издаёт ни звука, но Хаято устал, нервничает и злится, и остановиться уже непросто: — Чего ты на меня так уставился?.. Считаешь, хреновая из меня правая рука, если даже с собственной кошкой из коробки я справиться не могу? Это только пока я не закончил систему… а я её закончу, точно закончу. И Гамму сделаю… — Хибари осторожно доклеивает последний пластырь на щёку. — И нечего так смотреть. Подумаешь, не смог когда-то побить двух придурков из Мукуровской шайки, это ещё не значит, что…
Чуть подавшись вперёд, Хибари накрывает его губы своими.
В первые несколько секунд Хаято ошарашено сидит с приоткрытым ртом – позволяя себя целовать. Но прохладные губы скользят по губам, осторожно, едва касаются, и отпускает оцепенение, и злость уходит, а взамен, словно холодным осенним ливнем, его вдруг захлёстывает тоскливым, щемящим ощущением нужности. Хаято давится им, как воздухом, и несмело тянется навстречу…
И тут же с воплем отшатывается назад – чёртова кошка выбрала самый удачный момент, чтобы укусить его за руку.
Хибари переводит глаза на кошку, едва заметно выдыхает и подставляет ей раскрытую ладонь. Заигравшись, Ури радостно меняет одну руку на другую – через секунду на предплечье Кёи вспыхивают яркие линии. А Кёя со всё тем же неизменным спокойствием и почти любопытством разглядывает резвящееся животное.
Не встречая ни малейшего сопротивления, в полной тишине, кошка наконец понимает, в кого вцепилась, и замирает, испуганно глядя на Кёю.
— Перестань, — ровно произносит Хибари, и – Гокудера глазам не верит – Ури слушается, втягивает когти и пристыжено забирается под лавку.
Кёя поднимается легко и бесшумно, и идёт к умывальнику. Поднявшись следом, Хаято осторожно заглядывает ему через плечо.
Хибари заносит руку над раковиной и щедрым жестом выливает на неё остатки спирта. Даже не морщится, хотя над рукой Ури поработала славно.
— Извини за неё… — хмуро бормочет Гокудера, разглядывая царапины.
Вместо ответа Кёя негромко фыркает. И, отыскав на полке ещё один пластырь, закрывает им свежий укус на запястье Хаято. Прячет руки в карманы. Молчит.
Тишина затягивается.
А Хаято снова ёжится под пристальным взглядом. И сам не понимает, почему не уходит к своим.
— Ну что опять?! Да не смотри ты на меня, как на эту чёртову кошку! — и тут же теряется от собственных слов, сознавая, что сделал. Чертыхается в сторону, отводит глаза.
Кёя всё понимает.
Усмехается довольной, хищной усмешкой, и, резко склонившись, привлекает за плечи. Снова целует – на этот раз совсем по-другому, намеренно и властно, не сомневаясь в своём праве. Ему только что разрешили.
Гокудера вцепляется в ворот чужой рубашки, отвечая на поцелуй. Ловит чужие губы, прикусывает, чуть касается языком. Уверен, что можно.
Взрослый Хибари слишком высокий, и даже наклоняя его к себе, приходится тянуться вверх, и запрокидывать голову. Неудобно. Но и оторваться никак нельзя, оторваться – значит проиграть. Что и кому – Гокудера не знает, но ему наплевать, второй шанс он ни за что не упустит. Он только хрипит сквозь поцелуй что-то неразборчивое и притягивает Хибари ближе.
И Кёя, словно прочитав его мысли, рывком подымает мальчишку на руки, так же легко, как недавно таскал его кошку. Гокудера не удивлён, он всё ещё помнит – Хранитель Облака – их самый сильный Хранитель. К тому же, подрывник почти не ел в последние дни, кусок не лез в горло, и сам чувствует себя лёгким, а ещё лихорадочным и каким-то электрическим, дёрганым, и страшно кружится голова.
Чтобы удержаться, он обхватывает ногами поясницу Хибари.
Жадные поцелуи, жадные руки, два нервных, горячих тела – вплотную. Возбуждение накатывает мгновенно и необратимо.
Гокудера зажмуривается, впиваясь пальцами Кёе в плечи. Холодные руки оказываются под футболкой, шарят по спине, гладят жёстко и жарко, прижимают сильней.
Тело отзывается моментально, каждой клеткой, даже на полудвижение; осязание заглушает все остальные чувства. Горячо, и сразу же холодно, и хочется ещё ближе, а под пальцами скользят короткие пряди, и дурацкий воротник мешает ощутить ладонью обнажённую кожу ключиц. Не открывая глаз, Хаято теребит верхние пуговицы рубашки Хибари. Получается плохо, не выходит совсем, но Гокудера всё равно не может перестать целовать.
Только когда Кёя отрывается от него, хрипло и рвано дыша, Гокудера понимает, что они опять в коридоре, перед какой-то дверью. Хибари щурится в темноте, пытаясь попасть в светящиеся кнопки кодового замка, и не попадает, глухо ругается, и никак не может сфокусировать взгляд. Гокудера облизывается, а Кёя, заметив, прикрывает глаза и встряхивает головой.
Это оказывается последней каплей – низ живота скручивает от возбуждения. Чтобы не взвыть, Хаято прихватывает Хибари за ухо и спускается к шее, целуя с такой жадностью, словно собрался сожрать.
Кёя давится выдохом, а дверь откатывается в сторону.
Хранитель почти роняет его на пол – только для того, чтобы вытряхнуть из джемпера вместе с футболкой, – и сразу же притягивает обратно, царапая спину, крепче прижимая к себе.
На кровать они действительно падают – а Гокудера всю жизнь считал это глупой выдумкой женских романов. Пальцами путаясь в пряжке, Хибари смазано целует его в живот, наконец, справляется с ремнём и рывком стаскивает джинсы.
Гокудеру на это уже не хватает – последние пуговицы Кёиной рубашки разлетаются в стороны, а брюки, кажется, так и остаются на нём. Хаято беспорядочно целует тонкие, выступающие ключицы.
Кёю точно срывает с цепи, впрочем, Гокудера знает – он сам не лучше. Он ещё никого и никогда не хотел – так. От яростных, жёстких касаний Хаято просто сходит с ума, и кусает губы, чтобы не стонать в голос, и судорожно комкает простыни; единственное, что пока помогает ему сдержаться и не кончить сразу – страх облажаться перед Кёей.
Каким-то чудом Хибари в последний момент вспоминает про смазку; нервно шарит по тумбочке у кровати, обжигает чувствительную кожу холодными пальцами, гладит, и старается не спешить, но получается всё равно слишком резко – Хаято коротко вскрикивает. Это немного отрезвляет их обоих. На подрагивающих руках Кёя опускается, прижимается к нему всем телом и замирает, а потом жарко целует за ухом; перед глазами плывут фиолетовые круги и маячат прилипшие к шее тонкие чёрные пряди. Чтобы не вцепиться Кёе в волосы, Гокудера вцепляется ему в спину, чувствуя, как мелко дрожат под ладонями острые лопатки. Слишком долго, слишком горячо, слишком близко – и Хаято не выдерживает первым, со стоном двигается навстречу.
Где-то на краю сознания трепыхается смутная мысль, откуда Кёя так хорошо знает, что делать, откуда он так хорошо знает, что делать именно с ним, но додумать её Хаято не успевает – Хибари меняет ритм, и всё остальное вмиг теряет значение. Кёя чересчур хорошо всё знает; Хаято бьётся в его руках, задыхается и хватает ртом воздух.
Этот оргазм не идёт ни в какое сравнение с прежними.
Сквозь туман в голове Гокудера скорее ощущает, чем видит, как Кёя расслабленно вытягивается на постели рядом с ним, но слишком много сил было потрачено, и тёплые волны усыпляюще прокатываются по телу, и Хаято очень быстро отключается, проваливается в тёмный, глубокий сон.
Ему снятся длинные царапины на руках, пепельные волосы на фиолетовых простынях и мокрые прядки, льнущие к шее.
Просыпается он спустя несколько часов. Медленно выплывает в реальность. После всего, что случилось, отличить настоящее от видений довольно сложно. И первой мыслью – идиотская надежда, что ему не приснилось. Отчего-то до дрожи в пальцах Хаято боится, что всё это сон. Но, проснувшись окончательно, успокаивается. Одежды на нём по-прежнему нет, зато есть лёгкое одеяло. И постель слишком дорогая. И он явно не в своей крохотной комнатушке на базе Вонголы. За широкими окнами ночь и в комнате темно, только откуда-то снизу сочится слабый синеватый свет. Гокудера моргает и всматривается получше.
На полу, прислонившись спиной к кровати, сидит Кёя, мерно выстукивает по клавишам устроенного на коленях ноутбука; экран светится белой схемой. Что на схеме, Гокудере не разобрать, ярковато, да и не с его зрением. Хаято переводит взгляд на Хранителя Облака.
Отсвет монитора заостряет и без того резкие черты, но Кёю это совсем не портит, скорее наоборот. Короткие ресницы и брови вразлёт кажутся ещё чернее, светлые глаза – почти прозрачными; точёные скулы подчёркнуты мягкой, причудливой полутенью. Хибари спокоен, как и всегда; глаза чуть прищурены, экран и для него слишком яркий. Влажные пряди липнут к вискам и шее, теперь уже после душа, догадывается Хаято. Вместо сорванной им же самим рубашки – юката тёмно-синего цвета. А за спиной, свернувшись клубком и примирительно прижавшись к Кёиным лопаткам, дремлет Ури.
Выходит, она всё время была здесь?..
Хаято глухо стонет и закрывает глаза ладонью; от мысли о том, что кошка всё видела, становится жгуче стыдно.
Хибари мельком взглядывает на него и снова стучит по клавишам:
— Спи, сейчас полчетвёртого.
— Но…
— Я разбужу тебя в девять.
Спорить бессмысленно, да и не хочется. Гокудера ещё несколько минут бездумно таращится в монитор, а потом отворачивается от света и кошки и опять засыпает.
Сквозь сон он чувствует, как обнажённого плеча касаются прохладные пальцы.
— Просыпайся.
Гокудера жмурится, трёт глаза и садится на постели. Хибари, уже в костюме и галстуке, терпеливо ждёт, пока Хаято сможет воспринимать информацию.
— Ванная – дверь налево, завтрак на столе, не забудь про кошку.
— А сейчас?.. — судя по туману за окнами, очень рано.
— Без четверти семь. Планы изменились. Оставайся, сколько потребуется.
Гокудера слегка кивает, и, подхватив сумку с ноутбуком, Хибари исчезает за дверью.
Хаято сонно хмурится, зевает, медленно сползает с кровати и, потянувшись во всю спину, осматривается вокруг.
Рядом на кресле аккуратной стопкой – его одежда.
На низком столике у окна – серебристый поднос, на подносе нехитрый завтрак: сыр, яблоки, стакан сока, кофейник. Пара чистых тарелок тончайшего белого фарфора и чашка с недопитым кофе. Под столом – пустая миска из-под молока и рядом Ури, старательно вылизывает правую лапу.
Гокудера усмехается немного грустно: глядя на местный порядок, продуманный и выверенный до мелочей, становится предельно ясно, почему Хибари держится подальше от Вонголы.
Впрочем, похоже, всех это устраивает…
Хаято наскоро умывается, влезает в майку и джинсы, проглатывает сыр, залпом допивает чужой остывший кофе, забирает яблоко и кошку и почти бегом возвращается на базу Вонголы.
У него тоже есть дела.
* * *
— А я весь день тебя ищу! — просиял Ямамото, заглядывая в библиотеку.
— Здесь я… с самого утра, — Хаято мельком посмотрел на него и снова уставился в чертёж.
— Получается? — подойдя ближе, Такеши кивнул на беспорядочно разбросанные по столу коробочки, бумаги, схемы и Ури, вальяжно развалившуюся на стопке книг.
Гокудера неопределённо покрутил в воздухе карандашом:
— Ага…
Простого согласия оказалось недостаточно, мечнику явно не хотелось уходить; подобрав первую попавшуюся схему, он с любопытством принялся её рассматривать. Вверх тормашками.
Гокудера тяжело вздохнул, отбирая листок. Снял очки, потёр переносицу.
— Ты уже закончил тренировку с Реборном?
— Ага, — с готовностью отозвался Такеши, — только что. Вот решил тебя проведать… ой!
— Что? — нахмурился Гокудера.
— У тебя синяк на шее…
Хаято недоумённо коснулся ключицы… а потом вспомнил.
— Это не синяк, это укус, — отмахнулся он прежде, чем успел подумать.
Ямамото удивлённо моргнул.
Чёрт.
Но странное дело, перед Такеши совершенно не было стыдно. Хаято едва удержался от ухмылки, глядя на его обескураженный вид.
Впрочем, Ямамото всегда оставался самим собой.
— Это тебя кошка укусила? — нашёлся он, пока Гокудера тщетно придумывал адекватное объяснение.
— Да! — быстро согласился Хаято, а Ури, приоткрыв один глаз, хитро мурлыкнула.
Явно смущённый Такеши неловко взлохматил волосы:
— А-а… ну ладно, я, наверное, лучше пойду…
— Ага, — с облегчением подтвердил Гокудера.
И едва только за мечником закрылась дверь, бросился к зеркалу.
Засос на шее и правда выглядел восхитительно – нахально, колоритно и очень сочно, и довольная физиономия в зеркале была полностью с этим согласна.
Надо будет зайти вечером к Хибари, подумалось Хаято. Наверняка Ури снова сбежит к нему, так пусть заодно и красоту заклеит, пока остальные не заметили.
Гокудера усмехнулся, повыше поднимая воротник.
Незачем ещё кому-нибудь знать, как он относится… к кошкам.
